Пока горит - ебошь! (с)
Название: Отвращение строптивой
Канон: Список Ланъя
Пейринг: Мэй Чансу, Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь, намек на ЛЧ/МЧС
Рейтинг: PG-13, я думаю
Саммари: Написано на заявку: безрейтинг, Цзин хочет, а у МЧС не стоит. Поэтому, собственно, рейтинга не получается.
Предупреждение: Цзину коварно не дали!
читать дальше— Хорошо, — говорит сяо Шу и прикрывает глаза.
У него длинные ресницы и бледная кожа. Был бы он девой, подобной луне, и о первом, и о втором впору было бы слагать стихи. Но сяо Шу не дева, и даже не безобидный цилинь. Остро наточенный цзянь. Стрела, беспощадно летящая в цель. Ястреб, пикирующий на добычу.
Рядом с ним воздух звенит от напряжения воли.
Рядом с ним Цзинъянь совсем теряет голову.
— Что — хорошо, сяо Шу? — уточняет Цзинъянь. — Что в этом может быть хорошего?
Он пришел повиниться. Объяснить причины, по которым избегает своего советника. Выслушать суровую отповедь, а затем — мудрое наставление.
Но сяо Шу просто сказал: хорошо.
Что??
Сяо Шу открывает глаза — медленно, как хорошо обученная кружить голову ивовая девушка. Цзинъянь чуть не стонет, настолько томительной волной его накрывает желание. Он никогда не считал себя сластолюбцем, да и не был им. Его единственная наложница не видела его днями, даже когда он жил дома — дела, дела.
И что же, теперь стало меньше дел? Зачем он бредит о несбыточном тогда, когда стоило бы...
— Тебе стоило бы сказать мне об этом сразу, — говорит сяо Шу.
— Ну вот я сказал, — хмуро огрызается Цзинъянь. — Теперь ты доволен?
Он грубит, потому что ему стыдно. И теперь ему стыдно вдвойне, но, увы, это означает лишь то, что он будет еще больше грубить. Потом в два раза больше извиняться. Лучше бы сразу уйти, но сяо Шу не пускает — хватает за руку, цепко, будто и не болен вовсе.
— Куда же ты собрался, буйвол? Признался — и в кусты?
— А что, — продолжает огрызаться Цзинъянь, заодно пытаясь высвободить руку, — я должен на тебя наброситься? Или пригрозить, что разорву договор с тобой, если ты мне не отдашься? Что мне посоветует мой советник?
— О! — тонко улыбается сяо Шу и тянет Цзинъяня к себе. — Первого шага я от тебя и не жду. Но хотя бы не мешай.
Цзинъянь как завороженный позволяет привлечь себя в объятия. Сердце сяо Шу стучит ровно рядом с собственным сердцем Цзинъяня, которое предсказуемо несется вскачь.
— Ну же, буйвол! — дыхание сяо Шу шекочет ухо.
А затем Цзинъянь чувствует влажное прикосновение к ушной раковине.
Его встряхивает, когда он понимает: сяо Шу ведет по его уху языком.
Этого не может быть, думает он заполошно. Этого не может быть. Этого не может...
Сяо Шу кусает его за мочку, и Цзинъянь стонет — мученически, будто его казнят тысячей порезов.
— Ну, ну, ну, — смеется сяо Шу, — мы не в управлении Сюаньцзин. Не нужно терпеть то, что тебе не по нраву. Напротив, ты волен просить, что хочешь и как хочешь.
— Сяо Шу, — жалобно стонет Цзинъянь. — Не смейся надо мной... пощади!
— Пощадить? — повторяет сяо Шу, и его рука ложится на талию Цзинъяня, неожиданно крепко для столь больного человека. — Тебя? Принца-воина? Командующего самой сильной армией Поднебесной? Да это ты смеешься надо мной!
Другая рука сяо Шу тоже ложится Цзинъяню на талию, а потом скользит ниже — и с силой сжимает ягодицу. Более очевидного приглашения и придумать невозможно. Цзинъянь отбрасывает сомнения и осыпает лицо сяо Шу поцелуями, а потом приникает к губам. Сяо Шу отвечает, уверенно и умело. Их языки трутся друг о друга, сплетаются и расплетаются подобно сладострастным змеям. Сомнения постепенно оставляют Цзинъяня. Он спускается поцелуями ниже, срывает вечный белый шарф, трогает губами ключицы...
— Одна лишь маленькая деталь, — мягко говорит сяо Шу.
— Угу, — бездумно отвечает Цзинъянь, развязывая пояс на его верхнем халате.
— Это не должно тебя смущать, — замечает сяо Шу так легко и небрежно, что Цзинъянь тут же останавливается. И делает шаг назад. Знает он этих цилиней.
— Что именно не должно меня смущать? — уточняет он, и теперь-то его внимание полностью принадлежит сяо Шу.
Сяо Шу улыбается — немного неловко, немного печально — и поясняет, с интонациями под стать выражению лица:
— Видишь ли, Цзинъянь, моя мужская сила осталась там же, где и мой предыдущий облик. Я имею в виду — в прошлом.
— Так, — говорит Цзинъянь. — Продолжай.
— Но это, как я уже сказал, ни в коем случае не должно тебя смущать.
— Предлагаешь мне тебя насиловать? — мрачно уточняет Цзинъянь. От влечения, которое буквально час назад казалось невыносимым и неотступным, не осталось и следа.
— Зачем же насиловать? — мягко смеется сяо Шу. — Разве мог я выказать свое согласие более откровенно?
— Будешь мучиться подо мной, как жена, просватанная против воли?
— Напротив, — качает головой сяо Шу. — Буду счастлив твоим удовольствием. Ты можешь взять город через южные врата или насладиться игрой на флейте — на все я скажу тебе «да» и выкажу усердие, которое тебя не разочарует.
— Иди ты к гуям, сяо Шу, — говорит Цзинъянь от всей души то, что только и приходит ему в голову.
Сяо Шу скорбно поджимает губы.
— Это было обязательно — чтобы я чувствовал себя девушкой из слишком дешевого для тебя ивового дома?
Цзинъянь не верит собственным глазам.
— Сяо Шу, — произносит он медленно, — Огонек. Где ты, и где ивовая девушка! Скажи честно, ты опять мне голову морочишь?
— Я просто в очень уязвимом положении, — недовольно поясняет сяо Шу. — Сделал тебе предложение столь непристойное, что ты весь пылаешь добродетельным гневом. Мое самолюбие ты мог бы и пощадить.
— Прости! — поспешно извиняется Цзинъянь. — Но я и сам в уязвимом положении! Мне никак в ум не придет, с чего ты решил, что я захочу... ээээ... воспользоваться твоим предложением без ответной страсти, даже малого влечения!
— Как я уже сказал, — со вздохом поясняет сяо Шу, медленно, будто маленькому глупому ребенку, — вреда не будет. Телесное неудобство мне не составит труда перетерпеть, а радость от твоего удовольствия компенсирует убыток. К тому же ты перестанешь меня избегать, чем причиняешь мне гораздо большее страдание.
— Прости! — снова беспомощно просит Цзинъянь. — Я боялся оскорбить тебя своим недостойным интересом...
— Как видишь, единственный любитель оскорбляться здесь ты, Цзинъянь, — сяо Шу протягивает руку и кладет ее Цзинъяню на локоть. — Ты мне нужен.
Пальцы сяо Шу безмятежно лежат на рукаве Цзинъяня. Часом раньше это свело бы с ума, но сейчас Цзинъяню слишком неловко за всю эту некрасивую сцену. Он мягко высвобождает руку и говорит, стараясь, чтобы голос звучал бодро и тепло:
— Давай оставим этот неприятный разговор в прошлом, сяо Шу.
— Если ты обещаешь впредь не избегать меня, — тонко улыбается сяо Шу в ответ.
Цзинъянь усмехается и даже пробует пошутить:
— Если ты не станешь слишком докучливо бегать за мной!
Сяо Шу прикрывается рукавом, довольно дурно изображая смущение:
— Теперь ты до конца жизни будешь вспоминать мне мою неудачную попытку?
Они обмениваются неловкими шутками еще некоторое время, и Цзинъянь наконец уходит.
***
— Ну и что это сейчас было? — спрашивает Чэнь, шагая из ниши, прикрытой цветным шелком, в комнату.
— Ты еще здесь? — ненатурально удивляется Чансу. — Я же просил тебя уйти.
— Чтобы я не видел, как ты соблазняешь наследного принца?
— Если бы я так соблазнял, — зевает Чансу, не давая себе труд прикрыться рукавом, — до сих пор был бы нетронутым, как первый снег. Мне нужно было повернуть дело так, чтобы вся неловкость досталась мне, а Цзинъянь почувствовал себя на высоте. Это придаст ему здоровой уверенности. Кроме того, надеюсь, его весенний пыл теперь сильно поубавится. В какой-то момент я испугался, что его вырвет, и приготовился бежать за тазом. Ну или пожертвовать ковром. Цзинъянь все-таки удивительное существо, другого такого нет в природе.
— Думаешь, человек со столь нежной душой способен править?
Чэнь не скрывает неприязни. Ревнует, усмехается про себя Чансу. Чэнь тоже на свой лад удивительное существо, единственное в природе. Но об этом стоит умолчать.
— У Цзинъяня не так много слабых сторон, — пожимает Чансу плечами. — То, что я — одна из них, не принесет вреда.
— А если бы он сказал: «Отлично! Вот моя флейта — играй!», что бы ты сделал? — насмешливо уточняет Чэнь.
— Сыграл бы, — невозмутимо отвечает Чансу. — Все, что может быть использовано, должно быть использовано.
Пару мгновений он наслаждается стремительно мрачнеющей физиономией Чэня, и только затем открыто смеется.
— Я знаю Цзинъяня с детства. Он никогда бы такого не сказал. Это ты, бесстыдный гуй, лишенный сострадания, суешь мне в рот свою флейту по поводу и без! Но если мне понадобится отвадить тебя, я придумаю что-нибудь другое.
— Можешь не напрягаться и просто сказать словами, — милостиво разрешает Чэнь. — И раз уж мы заговорили о флейтах...
— Говорю словами, — строго обрывает его Чансу. — Сначала — отчет о хуа, с которым ты, надеюсь, ко мне и пришел. Флейты — потом.
— Безжалостный, — качает головой Чэнь. — Хуа тебе интереснее моей красоты. Напои меня хотя бы чаем, лисье отродье, если других радостей для друга жалеешь.
И, отодвигая Чансу возмутительно бесцеремонным образом, сам идет готовить чай.
Не сказав о хуа ни слова, несносное создание.
«Эти союзники, — думает Чансу с мягкой, тонкой улыбкой. — Как с ними тяжело».
Канон: Список Ланъя
Пейринг: Мэй Чансу, Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь, намек на ЛЧ/МЧС
Рейтинг: PG-13, я думаю
Саммари: Написано на заявку: безрейтинг, Цзин хочет, а у МЧС не стоит. Поэтому, собственно, рейтинга не получается.
Предупреждение: Цзину коварно не дали!
читать дальше— Хорошо, — говорит сяо Шу и прикрывает глаза.
У него длинные ресницы и бледная кожа. Был бы он девой, подобной луне, и о первом, и о втором впору было бы слагать стихи. Но сяо Шу не дева, и даже не безобидный цилинь. Остро наточенный цзянь. Стрела, беспощадно летящая в цель. Ястреб, пикирующий на добычу.
Рядом с ним воздух звенит от напряжения воли.
Рядом с ним Цзинъянь совсем теряет голову.
— Что — хорошо, сяо Шу? — уточняет Цзинъянь. — Что в этом может быть хорошего?
Он пришел повиниться. Объяснить причины, по которым избегает своего советника. Выслушать суровую отповедь, а затем — мудрое наставление.
Но сяо Шу просто сказал: хорошо.
Что??
Сяо Шу открывает глаза — медленно, как хорошо обученная кружить голову ивовая девушка. Цзинъянь чуть не стонет, настолько томительной волной его накрывает желание. Он никогда не считал себя сластолюбцем, да и не был им. Его единственная наложница не видела его днями, даже когда он жил дома — дела, дела.
И что же, теперь стало меньше дел? Зачем он бредит о несбыточном тогда, когда стоило бы...
— Тебе стоило бы сказать мне об этом сразу, — говорит сяо Шу.
— Ну вот я сказал, — хмуро огрызается Цзинъянь. — Теперь ты доволен?
Он грубит, потому что ему стыдно. И теперь ему стыдно вдвойне, но, увы, это означает лишь то, что он будет еще больше грубить. Потом в два раза больше извиняться. Лучше бы сразу уйти, но сяо Шу не пускает — хватает за руку, цепко, будто и не болен вовсе.
— Куда же ты собрался, буйвол? Признался — и в кусты?
— А что, — продолжает огрызаться Цзинъянь, заодно пытаясь высвободить руку, — я должен на тебя наброситься? Или пригрозить, что разорву договор с тобой, если ты мне не отдашься? Что мне посоветует мой советник?
— О! — тонко улыбается сяо Шу и тянет Цзинъяня к себе. — Первого шага я от тебя и не жду. Но хотя бы не мешай.
Цзинъянь как завороженный позволяет привлечь себя в объятия. Сердце сяо Шу стучит ровно рядом с собственным сердцем Цзинъяня, которое предсказуемо несется вскачь.
— Ну же, буйвол! — дыхание сяо Шу шекочет ухо.
А затем Цзинъянь чувствует влажное прикосновение к ушной раковине.
Его встряхивает, когда он понимает: сяо Шу ведет по его уху языком.
Этого не может быть, думает он заполошно. Этого не может быть. Этого не может...
Сяо Шу кусает его за мочку, и Цзинъянь стонет — мученически, будто его казнят тысячей порезов.
— Ну, ну, ну, — смеется сяо Шу, — мы не в управлении Сюаньцзин. Не нужно терпеть то, что тебе не по нраву. Напротив, ты волен просить, что хочешь и как хочешь.
— Сяо Шу, — жалобно стонет Цзинъянь. — Не смейся надо мной... пощади!
— Пощадить? — повторяет сяо Шу, и его рука ложится на талию Цзинъяня, неожиданно крепко для столь больного человека. — Тебя? Принца-воина? Командующего самой сильной армией Поднебесной? Да это ты смеешься надо мной!
Другая рука сяо Шу тоже ложится Цзинъяню на талию, а потом скользит ниже — и с силой сжимает ягодицу. Более очевидного приглашения и придумать невозможно. Цзинъянь отбрасывает сомнения и осыпает лицо сяо Шу поцелуями, а потом приникает к губам. Сяо Шу отвечает, уверенно и умело. Их языки трутся друг о друга, сплетаются и расплетаются подобно сладострастным змеям. Сомнения постепенно оставляют Цзинъяня. Он спускается поцелуями ниже, срывает вечный белый шарф, трогает губами ключицы...
— Одна лишь маленькая деталь, — мягко говорит сяо Шу.
— Угу, — бездумно отвечает Цзинъянь, развязывая пояс на его верхнем халате.
— Это не должно тебя смущать, — замечает сяо Шу так легко и небрежно, что Цзинъянь тут же останавливается. И делает шаг назад. Знает он этих цилиней.
— Что именно не должно меня смущать? — уточняет он, и теперь-то его внимание полностью принадлежит сяо Шу.
Сяо Шу улыбается — немного неловко, немного печально — и поясняет, с интонациями под стать выражению лица:
— Видишь ли, Цзинъянь, моя мужская сила осталась там же, где и мой предыдущий облик. Я имею в виду — в прошлом.
— Так, — говорит Цзинъянь. — Продолжай.
— Но это, как я уже сказал, ни в коем случае не должно тебя смущать.
— Предлагаешь мне тебя насиловать? — мрачно уточняет Цзинъянь. От влечения, которое буквально час назад казалось невыносимым и неотступным, не осталось и следа.
— Зачем же насиловать? — мягко смеется сяо Шу. — Разве мог я выказать свое согласие более откровенно?
— Будешь мучиться подо мной, как жена, просватанная против воли?
— Напротив, — качает головой сяо Шу. — Буду счастлив твоим удовольствием. Ты можешь взять город через южные врата или насладиться игрой на флейте — на все я скажу тебе «да» и выкажу усердие, которое тебя не разочарует.
— Иди ты к гуям, сяо Шу, — говорит Цзинъянь от всей души то, что только и приходит ему в голову.
Сяо Шу скорбно поджимает губы.
— Это было обязательно — чтобы я чувствовал себя девушкой из слишком дешевого для тебя ивового дома?
Цзинъянь не верит собственным глазам.
— Сяо Шу, — произносит он медленно, — Огонек. Где ты, и где ивовая девушка! Скажи честно, ты опять мне голову морочишь?
— Я просто в очень уязвимом положении, — недовольно поясняет сяо Шу. — Сделал тебе предложение столь непристойное, что ты весь пылаешь добродетельным гневом. Мое самолюбие ты мог бы и пощадить.
— Прости! — поспешно извиняется Цзинъянь. — Но я и сам в уязвимом положении! Мне никак в ум не придет, с чего ты решил, что я захочу... ээээ... воспользоваться твоим предложением без ответной страсти, даже малого влечения!
— Как я уже сказал, — со вздохом поясняет сяо Шу, медленно, будто маленькому глупому ребенку, — вреда не будет. Телесное неудобство мне не составит труда перетерпеть, а радость от твоего удовольствия компенсирует убыток. К тому же ты перестанешь меня избегать, чем причиняешь мне гораздо большее страдание.
— Прости! — снова беспомощно просит Цзинъянь. — Я боялся оскорбить тебя своим недостойным интересом...
— Как видишь, единственный любитель оскорбляться здесь ты, Цзинъянь, — сяо Шу протягивает руку и кладет ее Цзинъяню на локоть. — Ты мне нужен.
Пальцы сяо Шу безмятежно лежат на рукаве Цзинъяня. Часом раньше это свело бы с ума, но сейчас Цзинъяню слишком неловко за всю эту некрасивую сцену. Он мягко высвобождает руку и говорит, стараясь, чтобы голос звучал бодро и тепло:
— Давай оставим этот неприятный разговор в прошлом, сяо Шу.
— Если ты обещаешь впредь не избегать меня, — тонко улыбается сяо Шу в ответ.
Цзинъянь усмехается и даже пробует пошутить:
— Если ты не станешь слишком докучливо бегать за мной!
Сяо Шу прикрывается рукавом, довольно дурно изображая смущение:
— Теперь ты до конца жизни будешь вспоминать мне мою неудачную попытку?
Они обмениваются неловкими шутками еще некоторое время, и Цзинъянь наконец уходит.
***
— Ну и что это сейчас было? — спрашивает Чэнь, шагая из ниши, прикрытой цветным шелком, в комнату.
— Ты еще здесь? — ненатурально удивляется Чансу. — Я же просил тебя уйти.
— Чтобы я не видел, как ты соблазняешь наследного принца?
— Если бы я так соблазнял, — зевает Чансу, не давая себе труд прикрыться рукавом, — до сих пор был бы нетронутым, как первый снег. Мне нужно было повернуть дело так, чтобы вся неловкость досталась мне, а Цзинъянь почувствовал себя на высоте. Это придаст ему здоровой уверенности. Кроме того, надеюсь, его весенний пыл теперь сильно поубавится. В какой-то момент я испугался, что его вырвет, и приготовился бежать за тазом. Ну или пожертвовать ковром. Цзинъянь все-таки удивительное существо, другого такого нет в природе.
— Думаешь, человек со столь нежной душой способен править?
Чэнь не скрывает неприязни. Ревнует, усмехается про себя Чансу. Чэнь тоже на свой лад удивительное существо, единственное в природе. Но об этом стоит умолчать.
— У Цзинъяня не так много слабых сторон, — пожимает Чансу плечами. — То, что я — одна из них, не принесет вреда.
— А если бы он сказал: «Отлично! Вот моя флейта — играй!», что бы ты сделал? — насмешливо уточняет Чэнь.
— Сыграл бы, — невозмутимо отвечает Чансу. — Все, что может быть использовано, должно быть использовано.
Пару мгновений он наслаждается стремительно мрачнеющей физиономией Чэня, и только затем открыто смеется.
— Я знаю Цзинъяня с детства. Он никогда бы такого не сказал. Это ты, бесстыдный гуй, лишенный сострадания, суешь мне в рот свою флейту по поводу и без! Но если мне понадобится отвадить тебя, я придумаю что-нибудь другое.
— Можешь не напрягаться и просто сказать словами, — милостиво разрешает Чэнь. — И раз уж мы заговорили о флейтах...
— Говорю словами, — строго обрывает его Чансу. — Сначала — отчет о хуа, с которым ты, надеюсь, ко мне и пришел. Флейты — потом.
— Безжалостный, — качает головой Чэнь. — Хуа тебе интереснее моей красоты. Напои меня хотя бы чаем, лисье отродье, если других радостей для друга жалеешь.
И, отодвигая Чансу возмутительно бесцеремонным образом, сам идет готовить чай.
Не сказав о хуа ни слова, несносное создание.
«Эти союзники, — думает Чансу с мягкой, тонкой улыбкой. — Как с ними тяжело».
-
-
26.04.2020 в 18:17-
-
26.04.2020 в 20:52девственнымпринцам-
-
26.04.2020 в 21:49-
-
27.04.2020 в 02:03*ifa*, да, принцам канонно сложно с цилинями. ))
Павлино, и не говорите, ужасно обидно!
-
-
27.04.2020 в 02:25