Кинк-фест: список заявок

[Цинь Баньжо]

Выполнено!
1. Юй/МЧС, спанкинг, без сюжета, только секс
первый пошел
коллажи-иллюстрации

2. Очень хочу Цзин/МЧС, пост-канон, болезненная ревность Цзина к прошлому, а именно к принцу Ци, которого Сяо Шу любил и любит, по мнению Цзина, больше.

3. Все хотят Цзинъяня! МЧС в бешенстве. Горячий секс в конце

4. немного даб-кона и чистое порно. Евнухи, которые готовят "младшего брата", руки держат и прочее. Чувства нижнего при этом, да и верхнего тоже. Острое удовольствие. Пейринг можно любой, но лучше всего, имхо, будет Юй/МЧС

второе исполнение!

5. Кинк на нефритовый жезл. Буквально - нефритовый древнекитайский дилдо

6. Цзиньянь/Линь Шу. До Мэйлин. Дружеская "помощь" в походе, но без проникновения.

7. Чэнь\МЧС. Чэнь попробовал вина какого-то или новый рецепт, и слегка одурманен, а Чансу к нему ночью приходит. Только вот Чэнь решает, что это лис, наваждение и Чансубыникада!

8. По заявке "можно, тогда тройничков горячих Цзин/МЧС\Чэнь".
Собственно, тройничок. PWP, NC-17, устоявшиеся отношения, но Цзиньянь снизу в первый раз.

9. МЧС - натуральный вампир. Которому и хочется, и совестно пить кровь (но надо!) Линь Чэнь (можно Цзин, можно многовариантно) согласен поработать донором, МЧСу ужасно совестно, но он вынужден пользоваться щедростью дорогого друга. Проблема в том, что сам процесс (несмотря на все муки совести) для него ужасно возбуждающ.

а еще у нас есть специальный баннер именно для записи с исполнениями можно утаскивать его отдельно

специальный баннер с пламенеющими половинками персика

<a href="http://lang-ya-bang.diary.ru/p217935575.htm" target=_blank><div align="center">
<img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/8/1/3481580/86360810.jpg" alt="изображение"></div></a>

 

запись создана: 02.07.2019 в 11:53

@темы: Кинк-фест, Фики, Списки и обзоры, Китайская коммуналка, Слэш

Comments

[Megan K. Cat]

Люблю такого Чэня, когда у него все щиты трещат по швам. Это прям мой маленький кинк

[Адмирал цур зее]

милая история

[Гость]

По заявке "можно, тогда тройничков горячих Цзин/МЧС\Чэнь".
Собственно, тройничок. PWP, NC-17, устоявшиеся отношения, но Цзиньянь снизу в первый раз.


- Его высочество горяч и крепок, и так хорош на ложе, - Линь Чень прижимается к Цзинъяню со спины, губы его, жаркие, умелые, скользят по шее, пересчитывают бусины позвонков, заставляя вздрагивать. А бесстыжие руки знающего лекаря и опытного воина проникают под нижние одежды, распахивают их сильнее, открывая больше доступа к телу.

Чансу незамедлительно этим пользуется: скользит языком в ямку между ключицами, прихватывает зубами, целует грудь и дразнит соски, пока расправляется с поясами.

- Твёрдый… очень, - шепчет со смешком, накрывая ладонью изнывающий янский стебель Цзинъяня, прямо так, сквозь преграду нижних штанов, и трение шёлка о такую чувствительную сейчас плоть невыносимо. Цзинъянь ерзает и стонет, зажатый между ними. В горле его сухо, в голове туман, он может только дышать и стонать, но все же упрямо хрипит:

- Это заговор.

Его любовники смеются, низко, интимно, так, что и смех прокатывается по коже лаской.

- Конечно, Ваше высочество, - Линь Чень тянет с его плеч нательный халат. Цзинъянь теперь почти полностью обнажен, а они едва развязали пояса. Обычно все не так, Цзинъянь привык сам штурмовать эти крепости или объединяться с Ченем против Чансу. Не нужно быть хорошим стратегом, чтобы предположить, что однажды союзники обернутся против него, и он сам окажется повергнут на ложе. - Заговор… Чансу, придумай сам, ты же у нас гений цилиня.

- Заговор ради удовольствия блистательного наследного принца, - смеётся тот и целует Цзинъяня так полно и сладко, что тому и возразить нечего. Особенно когда ладонь Чансу столь безжалостно потирает навершие его янского стебля. На шелке нижних штанов уже расползается влажное пятно, а Цзинъянь стонет в ласковый, жадный рот своего друга, столь явно боясь не выдержать, излиться позорно, словно нетерпеливый юнец. Линь Чень ничуть не способствует его сдержанности, покрывает поцелуями плечи принца, трется бесстыже о его задницу и касается длинными пальцами яшмовых бубенцов, перекатывает их нежно в ладони и пощипывает, вырывая отчаянные, беспомощный всхлипы, совсем недостойные прославленного генерала и опоры трона.

- Не могу… Хватит! - Цзинъянь извивается в их руках в попытках отстраниться.

- О, конечно, можете, Ваше высочество, - голос Ченя жесток и непреклонен, а пальцы сжимают яички, отводя от сияющего пика. Цзинъянь лишь хватает ртом воздух, по его телу прокатывается крупная дрожь. - Мы же только начали, а вы уже стремитесь вознестись в одиночестве.

Чансу улыбается, мимолетно целует Ченя через плечо Цзинъяня и, наконец, стягивает с того нательные штаны.

- А, может, следует позволить нашему принцу достичь вершин? - предлагает он, задумчиво разглядывая его отчаянно твердый нефритовый пик, по цвету уже близкий к красной яшме. - Снова и снова, - шепчет, глядя Цзинъяню в глаза, такой невероятный, порочный и искушающий, точно демон соблазна. И его пальцы нежно поглаживают низ живота, кружась вокруг и не касаясь того, что требует внимания. - Разве нам жалко удовольствия для Его высочества?

- Этого добра никогда не жалко, - отвечает Чень, решительно раздвигая нижние половинки означенного высочества. - Боги, ну и задница! - вырывается у него восхищенное, и сочное полушарие обжигает звонкий шлепок, от которого на красной жемчужине принца выступают капли. Цзинъянь дергается, шипит возмущенно:

- Никакой в тебе почтительности, гуев ты сын!

- Что вы, Ваше высочество, - посмеивается Линь Чень, поглаживая след от собственной пятерни. - Клянусь, я сейчас выдеру вас со всем почтением. - И от этого “выдеру” вздрагивают оба: и Цзинъянь и Чансу. Последний уж точно знает, каково это, принимать в свои ножны то один, то другой меч, долго, без перерыва, до тех пор, пока силы окончательно не покинут, а горло не начнет саднить от криков. Как удачно, что лекарь всегда под рукой, готовый поддержать болезного не только в тяготах недуга, но и в охоте на водяных буйволов. И точно - взгляд у Чансу сейчас такой голодный, точно в него гуй вселился.

- А, может, - говорит Чень вкрадчиво, вынимая пробку из флакона с драгоценным маслом и проливая тонкую струйку на эту желанную до искр в глазах задницу, - может мне стоит уступить первенство Чансу? В конце концов, он так долго этого ждал…

- Да! - вырывается у Цзинъяня.

Чансу вспыхивает весь, и больше не напоминает ничем болезненного ученого. Сейчас, когда в его объятиях стонущий от весенней жажды любимый буйвол, ему словно снова семнадцать и он стремится наверстать то, что тогда не успел. Чень даже не ревнует, глядя, как они целуются. Наоборот, сердце его наполняется радостью. Хочется как следует подготовить Цзинъяня для Чансу, смотреть, как они сплетутся в любовной схватке, подогревать обоих ласками, а потом, когда Чансу не выдержит и достигнет пика, самому взять, наконец, измученного, распаленного принца и вместе погрузиться в весеннее блаженство.

Чень сжимает себя, чтобы унять охвативший его нестерпимый жар, и с нажимом проводит по нежной ложбинке между ягодиц, заставляя Цзинъяня нетерпеливо податься навстречу. Его задние врата пока сомкнуты, Ченю хочется подразнить его, спросить, часто ли Его высочеству доводилось выступать в роли младшего брата, но он сдерживается, целует его шею и плечи, пятнает и метит золотистую кожу. Цзинъянь хрипло стонет и мечется между ними, особенно, когда Чансу стекает к его ногам и слизывает с навершия истомившейся плоти блестящие капли. Чень выглаживает южные врата принца до тех пор, пока мышцы не становятся мягкими и податливыми..

- Вот так, - шепчет Линь Чень ему в макушку, медленно погружая в нежное отверстие первый палец, - Нравится тебе, твое высочество?

- Быстрее, гуи тебя задери! - взрыкивает тот, и неизвестно, что заставляет самого Ченя подавиться стоном: вид того, как Чансу принимает губами плоть Цзинъяня (о, он знает, как искусен гений цилиня в искусстве игры на мужской флейте!), или ощущение того, как принц сжимается, пропуская в себя его палец. Каково будет вонзаться в эту жаркую тесноту - уму непостижимо.

- Кое-кому, если память меня не подводит, завтра еще садиться в седло, - напоминает Чень, не спеша, осторожно двигая пальцем внутри него, расширяя себе место для маневра. Цзинъянь крупно вздрагивает, когда Чень мимолетно касается его скрытой жемчужины.

- Плевать! - голос его звучит сдавленно, Цзинъянь покраснел, тело его покрыто испариной, он весь, как натянутая струна, особенно когда Чансу выпускает с непристойным причмокиванием его пик, а затем берет снова - только навершие, и нежит языком и губами до тех пор, пока Цзинъянь не впивается пальцами в расшитое покрывало и не закидывает голову Ченю на плечо в беззвучном крике. Тот использует момент, чтобы добавить второй палец, и бережно поглаживает, дразнит скрытую жемчужину, почти доводя любовника до райских врат, но в последний момент Чансу, умница, не дает ему излиться. Цзинъянь вскидывает бедра, не в силах понять, чего хочет больше: вернуть ласковый, умелый рот Чансу на свою плоть или насадиться поглубже на раскрывающие его пальцы. Лучше все и сразу, посмеивается про себя Чень, вновь принимаясь тревожить его скрытую жемчужину, медленно подогревая страсть, чтобы в конце довести до безумия.

Цзинъянь и так близок к этому. Он чувствителен и горяч на ложе и в обычные дни, а уж сейчас, беспомощный, добровольно отдавшийся в руки своих любовников, скользящий по краю ослепительной бездны, и вовсе ненасытен. Чень хозяйничает вовсю за его задними вратами, проворачивает пальцы и, наконец, медленно освобождает его, чтобы найти в складках сбившегося покрывала масло и смазать изнывающую плоть Чансу. Цзинъянь вскидывается сначала недовольно, затем, замечая происходящее, уже не может оторвать взгляда, следит зачарованно, как ладонь Ченя размеренно движется по твердому янскому стеблю постанывающего Чансу.

- Давай, - нетерпеливо шепчет Цзинъянь слипшимися от желания пересохшими губами. - Ну же!

- Подданный принял приказ, - выдыхает Линь Чень и прикусывает мочку его уха.

Чансу входит в Цзинъяня медленно, Чень придерживает принца за бедра, чтобы тот не навредил себе своим нетерпением. Тому явно не по вкусу любое промедление, он весь горит и ерзает в попытке получить больше, но сильные руки мешают это сделать. Чансу цветом лица похож даже не на сливу, столь созвучную с его именем, а на какой-нибудь пламенеющий цветок.

- Огонек, - шепчет Цзинъянь, и Линь Чень вздрагивает. Глаза Чансу на миг расширяются, а затем он со стоном приникает к губам своего принца.

- Буйвол… люблю тебя, - заполошно бормочет он, двигая бедрами. Тот вскрикивает под ним, обхватывает коленями, притягивает ближе, кожа к коже, движется навстречу. Лавина страсти должна заглушить отголоски боли. Кажется, еще чуть-чуть, и…

[Гость]

Чансу старается, очень старается продержаться подольше, продлить долгожданную близость. Чень гладит его спину и плечи, с мягким нажимом проводит рукой вдоль поясницы, смыкает зубы на белом плече, и того выбрасывает к звездам. Цзинъянь под ними разочарованно стонет, но Чансу не дает ему остыть, приподнимается, дрожащий от угасающего наслаждения, освобождает его, и подталкивает Ченя на свое место.

Цзинъянь вскрикивает, когда его снова берут одним жестким, точным ударом. Чень не церемонится с ним больше, не выглаживает и не осторожничает. Сейчас Цзинъянь изнутри весь скользкий, податливый и невероятно горячий. Чень подхватывает его ногу и закидывает себе на плечо, проникая еще глубже, с каждым ударом поражая скрытую жемчужину, давая Чансу сцеловывать с губ Цзинъяня короткие вскрики. Все еще розовый и цветущий от пережитого блаженства, он подкатывается к ним поближе, дразнит языком рот Цзинъяня и скользит рукой по его груди ниже, туда, где истекает семенем твердый янский стебель.

- Давай, Буйвол, - приказывает, обнимая ладонью влажную, пульсирующую плоть.

Чень вскрикивает от того, как плотно Цзинъянь сжимается на его пике. Он двигается быстро и почти грубо, словно не принц под ним, а ко всему привыкший лунъян из веселого дома. Да только Его высочество, пожалуй, и такому даст фору: так рвется навстречу, принимая с жадностью мужское копье, так откровенно наслаждается ролью младшего брата, так искренне стонет, когда Чансу принимается тереть навершие его стебля. Где уж тут продержаться? Ослепительный пик накатывает стремительно, и оба вскрикивают одновременно от острого, пьянящего наслаждения. Руки Ченя подламываются и он тяжело опускается на разгоряченного, влажного от пота Цзинъяня, сам мокрый, как мышь. Чансу гладит их обоих, убирает с лица Ченя лезущие в рот и глаза волосы. Тот с трудом находит в себе силы благодарно коснуться губами его руки.

- Его высочество так силен и жаден, - посмеиваясь, говорит он, когда перед глазами перестают мелькать цветные пятна. - Двух мужей утомил на ложе.

Цзинъянь фыркает и сталкивает его с себя, ворча:

- Для столь прославленных бойцов что-то быстро вы утомились.

Но у самого глаза мутные, подернутые сладостной дымкой, а лицо, точно маков цвет.

- Погоди, вот передохнем немного и продолжим, - Линь Чень вытягивается беззастенчиво у принца под боком, натягивает на него покрывало и стаскивает с себя, наконец, липнущие к телу одежды. Чансу кутается в плащ и обнимает Цзинъяня поперек груди. Тот ерзает, устраиваясь поудобнее между ними.

- Ну, раз обещаешь… - Цзинъянь по очереди целует их обоих, довольный, расслабленный, лучащийся удовольствием и негой. Красивый, словно небожитель.

- Давно надо было так сделать, - мурлычет Чень, любуясь им.

- Угу, лет пятнадцать назад, - бормочет Чансу.

Цзинъянь вплетает пальцы в их волосы и мычит что-то согласное.

end

[Гость]

Ух, как горячо! Просто потрясающе!

А можно обнаглеть и попросить еще первый раз снизу у Чансу? С теми же лицами?

[*Bacca*]

Какой красочный текст!
И сюжетом очень додали, спасибо!

[Гость]

А можно обнаглеть и попросить еще первый раз снизу у Чансу? С теми же лицами?

Горячо плюсую к просьбе!

Очень понравилось

[Megan K. Cat]

Больше тройничков горячих и разных ))))))

[Гость]

Гость, *Bacca*, Megan K. Cat, Гость, большое спасибо! Рада, что зашло❤️ МЧС у нас и так всегда королева вечеринки и писать про него одно удовольствие, но Его высочество тоже порадовать хотелось, а то что он там все в трудах и заботах о Великой Лян... 😁 Первый раз с Чансу в центре без проблем напишу🔥

[Aerdin]

Ух, горячо-то как!

[Megan K. Cat]

МЧС у нас и так всегда королева вечеринки

Ну так он отлично справляется с этой прекрасной ролью (про то, как Чэнь с Цзином объединяются для победы для МЧС я бы тоже с удовольствием почитала бы, хоть это почти баян).
Но вот то как они бедного принца завалили - это отдельно прекрасно. Потому как это долгожданная возможность для него расслабиться и просто получать удовольствие, не думая обо всех этих жутко важных и страшно срочных делах

[Tivissa]

очень горячо, чувственно... и красиво. Спасибо! Тройнички тяжело писать, а тут все так

[Злобная Белочка]

Очень горячо получилось! Спасибо!

[Гость]

Megan K. Cat, не баян, а классега! 😂 В остальном - о, да. Ну кому ещё Его высочество может так безоглядно довериться, чтобы лежать и не думать о Великой Лян 😁

Aerdin, Chedi D., Идущая по Звездной Дороге, спасибо! Рада, что зашло! ❤️❤️❤️

[Ежик-сан]

Какой горячий тройничок Спасибо!

[Эпифита]

По заявке "можно, тогда тройничков горячих Цзин/МЧС\Чэнь".

Ух ты! Вот это по нашему, по великолянски))

[Гость]

Ежик-сан, Вам спасибо! ❤️
Эпифита, чот я возорала с Вашего комментария. 😂 "В нашей Великой Лян никто не уйдёт не оттр... обиженным!" 😅

[Эпифита]

"В нашей Великой Лян никто не уйдёт не оттр... обиженным!" 😅

Как-то так...

[Megan K. Cat]

"В нашей Великой Лян никто не уйдёт не оттр... обиженным!" 😅

Мне кажется это можно смело ставить девизом кинк-феста

Вношу предложение добавить это в главный пост, кто за

[Гость]

МЧС - натуральный вампир. Которому и хочется, и совестно пить кровь (но надо!) Линь Чэнь (можно Цзин, можно многовариантно) согласен поработать донором, МЧСу ужасно совестно, но он вынужден пользоваться щедростью дорогого друга. Проблема в том, что сам процесс (несмотря на все муки совести) для него ужасно возбуждающ.

Это был ритуал. Каждую луну Чэнь приезжал в Ланчжоу, проверял здоровье Чансу — а вечером приходил в его покои.

Чэнь пришёл, как и всегда, свежевымывшийся, благоухающий притираниями, в одном нательном халате, сел на край постели, вскинул руку, отвёл волосы с шеи и перебросил на другое плечо. Там, где шея начинала переходить в ключицу, видны были розовые пятнышки — от укуса.

Чансу каждый раз хотелось не смотреть — и каждый раз он всё равно не мог отвести взгляд и медлил, не решаясь подойти.

— Что стоишь? — Чэнь слегка повернул голову. — Я не собираюсь так всю ночь сидеть, знаешь ли.

Чансу опустился рядом — позади Чэня. Он знал этот вид наизусть: крепкая шея, выступающие косточки, изгиб плеча, светлая, не видящая солнца кожа.

Отметины его собственных зубов, никогда не сходившие до конца.

Вся сущность Чансу сопротивлялась этому: Чэнь, воплощение силы, сидел и ждал, склонив голову и подставив шею, его укуса.

Раз за разом.

Чансу коснулся его плеча, чувствуя чужое тепло под тонкой тканью. Он нагнулся к обнажённой шее — скорее чувствуя, чем видя бьющуюся жилку.

Кожа Чэня всегда пахла свежими травами, а волосы — цветочной сладостью. На шее эти ароматы причудливо мешались, и нестерпимо хотелось прижаться, водить носом, вдыхать, вдыхать — и попробовать собрать эти чудесные запахи губами. Дальше Чансу отчаянно запрещал себе думать. О коже, гладкой, тёплой, беззащитной, — особенно.

Чэнь не вздрагивал, когда Чансу кусал его — и его дыхание оставалось таким же спокойным, пока Чансу жадно пил его кровь. Кровь Чэня — горячая, густая, — была самым изысканным лакомством на свете. И Чансу заставлял себя пить быстро — быстрее, как можно меньше притрагиваясь к телу. Биение сердца в крови, сильные ритмичные толчки под кожей завораживали.

Искушение задержаться на миг — и ещё, на тягучие минуты — было невыносимым.

(Не отпускать зубы, позволить губам и языку распробовать вкус кожи, проверить, правда ли она везде такая же гладкая на ощупь — и такая же мягкая и податливая.

И услышать вдох, сорвавшийся, не размеренно-спокойный, услышать, как Чэнь шумно втягивает воздух — от удовольствия.)

От этой мысли Чансу отстранился так, словно его ударило молнией.

Позволение прикасаться и быть рядом — каждый месяц, снова и снова, — не имело цены.

Если бы за кровь можно было отплатить кровью, Чансу отдал бы всё до капли. Если бы за спасение можно было отплатить — он бы согласился на сотни и тысячи перерождений в рабстве.

Но Чэнь отдавал ему свою кровь, свою жизненную силу — ещё и ещё, не спрашивая, не говоря об этом — и ничего не требуя.

Чансу даже коснуться его не имел никакого права.

При мысли, что Чэнь привязал себя добровольно и обречён годы — годы! — разрываться между Ланъя и Чансу, он испытывал к себе отвращение. И — продолжал пользоваться.

Это была последняя их встреча перед возвращением Чансу в Лян, и Чансу и боялся, и надеялся, что Чэнь откажется уехать в Южную Чу по его просьбе. И Чэнь — отказался.

— Конечно, я отправляюсь в столицу с тобой. Это даже не обсуждается, — сказал он обыденно, разливая чай.

— Это два года, Чэнь. Самое меньшее.

— Два года, когда тебе как никогда нужна будет помощь. А зная тебя — ты ещё и силы растратишь неумеренно, и что, от кого ты будешь подкрепляться в перерывах? Сяо Цзинъяня, может быть? И как он потом явится во дворец?

Взгляд Чансу метнулся к месту укуса, надёжно скрытого от чужого взгляда под густыми прядями. О, Чэнь никогда не рассказывал, но когда Чансу — ещё полуживого Линь Шу — только принесли на гору Ланъя, он не столь упорно следовал варварской моде, предпочитая всё же для удобства перевязывать волосы лентой.

И Чансу догадывался, что укрепляющие снадобья, всегда бывшие в рукаве Чэня, не все предназначались ему.

Тёплые цепкие пальцы сжали его руку.

— Я еду с тобой, — повторил Чэнь и улыбнулся, как лукавый лис.

Если бы Чансу мог, он бы обласкал губами каждый цунь его кожи, перебрал бы каждую прядь волос, каждый укус замолил бы долгим поцелуем. Но быть рядом каждый день, каждую ночь и даже не дотронуться было выше его сил.

Он осторожно разомкнул пальцы Чэня и вытащил ладонь из хватки.

— Я благодарен тебе безмерно — нет, и безмерно — мало, но Чэнь, у тебя есть свой долг. У тебя есть Архив. Вмешаться в дела Великой Лян так прямо…

— Чего ты так боишься, Чансу? — оборвал его Чэнь. Он смотрел, всё ещё прищурившись.

«Тебя, — хотел ответить Чансу. — Тебя, потому что на всём свете у меня нет никого ближе, чем ты».

— Чэнь. Мне стоит — давно стоило — задуматься над тем, как жить не одной твоей помощью. Пройдёт два года — и, быть может, я должен буду остаться в столице. Ты ведь не сможешь быть всегда рядом.

— Гонишь своего доброго лекаря?

— Лучше, чем ты, лекаря у меня нет и не будет. — Это, по крайней мере, было честно. — Но я не могу бесконечно пользоваться твоей щедростью, — добавил Чансу.

— А как же «всё, что может быть использовано, будет использовано»? — Чэнь усмехнулся, и по глазам его не понять было, сколь серьёзно он относится к разговору. — Но видишь ли, Чансу, есть капризы, а есть необходимость. Тебе нужна жизненная сила, тебе нужна кровь. Конечно, подойдёт не только моя, но она нужна тебе достаточно часто, а значит — тебе нужен человек, который добровольно будет с тобой ею делиться. От своего закадычного друга ты такую жертву не примешь — ему ещё править, а от кого бы ты ни принял её ещё — допустим, ты найдёшь такого человека. Даже двоих — но ведь это не просто снадобье выпить. Иногда ты тратишь больше, иногда — человек, чью кровь ты пьёшь, может не рассчитать силу. И тебе, и ему понадобится лекарский надзор. Постоянный. Я могу следить за своим здоровьем сам и контролировать процесс благодаря даосским техникам. Так зачем же умножать проблемы, если можно убить двух воробьёв одним камнем? — Усмешка на лице Чэня стала ещё шире. — Или ты боишься, что я буду мешать твоим весенним утехам?

[Гость]

— Какие весенние утехи! — Чансу поморщился. — Чем меньше у меня будет близких связей в столице, тем лучше.

— Тогда тем более я еду с тобой: раз тебе хочешь использовать меньше людей, тебе нужны такие люди, которых можно использовать в разном качестве.

Чэнь вновь поймал его руку, не давая отстраниться, и провёл пальцем по жилке на запястье.

Чансу почти хотелось закрыть глаза — вдруг удастся притвориться спящим и прекратить этот разговор.

Чэнь потянул его запястье, и Чансу не успел понять, как его ладонь оказалась прижата к шее Чэня. Под пальцами он ощутил два небольших бугорка на коже — чуть припухший след его укуса. Ниже — билась тёплая кровь, и сама кожа была — восхитительно тёплая. Чансу попытался отдёрнуть руку, но Чэнь удержал — а другой рукой оттянул ворот и откинул на спину соскользнувшие волосы, открывая шею ещё больше. Чансу с усилием поднял глаза, встречая его взгляд, и — застрял. Попался — как зачарованный даосским волшебством.

Глаза Чэня спрашивали и обещали невозможное.

— Чэнь, — выговорил Чансу и осёкся. Тот чуть сместил его руку, и теперь Чансу чувствовал узкие кости ключиц и ниже — рёбра и биение сердца.

— Ты двенадцать лет пьёшь мою кровь, но всё ещё шарахаешься от прикосновений.

— Ты сам сказал — я пью твою кровь, — как у Чансу получилось разомкнуть губы и выдавить из себя хоть какие-то слова, глядя сейчас в глаза Чэню, он не знал.

— Двенадцать лет. Каждый раз — по винной чарке. Поначалу — чаще, последние десять лет — каждую луну. Если сосчитать, ты выпил не меньше двух сотен чарок моей крови.

Чэнь шагнул к нему вплотную, и Чансу зажмурился. Запах чужого тела и тепло чужой крови, которое он чувствовал под распластанной ладонью, изводили его.

— Две сотни чарок моей крови — и со мной ничего не случилось. Слышишь, как бьётся сердце? Две сотни чарок — и ты всё равно не причинил мне вреда.

Губы Чэня замерли совсем близко от его собственных. Чансу медленно вдохнул. Слух, чутко улавливающий биение крови, зацепился за гулкие удары сердца.

Губы Чэня коснулись его — сталкиваясь дыханием, боги девяти небес! — на мгновение, сущее мгновение. Отстранились — и Чансу повело следом, не успел он даже подумать.

Он уткнулся почему-то вместо губ в твёрдую кость, распахнул глаза — и отпрянул. Перед глазами его была открытая шея — Чэнь повернул голову, и мышцы, и жилы выступили на коже явно. В нос ему ударил металлический запах, и мелькнули пальцы Чэня, по которым тонкими полосками стекала красная кровь. Мокрые солёные пальцы легли на его верхнюю губу; Чансу задержал дыхание, стараясь не шелохнуться. Один палец почти протиснулся между приоткрытых губ, и восхитительный солоноватый вкус затопил рот. Под взглядом Чансу Чэнь убрал пальцы и провёл ими по собственной шее, оставляя ярко-алый след по всей кровеносной жиле.

— Что ты творишь, — простонал Чансу, утыкаясь ему в плечо. Запах стоял одуряющий.

— Соблазняю гения цилиня, к которому питаю ужасную прискорбную привязанность.

Насмешливые слова прозвучали с удивительной мягкостью. Чансу наклонился к его шее и провёл языком по красной линии. Он перехватил пальцы Чэня — увидел ранку, явно от собственных зубов Чэня — лизнул между пальцев и втянул их кончики в рот, высасывая всё ещё сочащуюся кровь.

Кровь остановилась; Чансу прижался поцелуем к костяшкам Чэня.

— Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Цзиньлин, — признался он совсем тихо, еле слышно. — Но это будет неправильно, Чэнь. Ты потратил на меня двенадцать лет…

— Самое время и тебе отдать что-нибудь взамен, не правда ли, Чансу?

Чансу взглянул на него: Чэнь смотрел открыто и ждал.

— Только не требуй отказаться от моей цели, — проговорил Чансу. — И я готов отдать тебе что угодно.

— ”Что угодно” меня не интересует, — Чэнь провёл пальцем по его губам.

— Боюсь, тебе придётся сказать точнее, — Чансу всё-таки улыбнулся. Губы Чэня растянулись в ответной улыбке. Он наклонился к шее Чансу, прихватил кожу зубами — и поднял голову, выдыхая ему в ухо:

— Не беспокойся. Я тебя научу.


КОНЕЦ

[Aerdin]

ух ты)))) вампирского не любитель, но МЧС так шикарно от Чэня ведет, аыыы

автор, спасибо!

[сумеречная кошка на тонких ветвях]

ух ты! спасибо))

[кот Мурр]

очень здорово, спасибо)

[Tivissa]

Здорово! Чансу оказывается стеснительный И от этого прям хорошо.

[curiouser and curiouser]

Это просто чудесно)) Спасибо!

[*Bacca*]

Оо какой чудесный восхитительный текст! Чансу так трогательно юстится вначале, я все боялась, что так оно и не найдет разрешения. Спасибо, автор!

[Эпифита]

МЧС - натуральный вампир.

Какая пара! Созданы друг для друга.

[Ежик-сан]

Какая прелесть как Чансу влюбленно смотрит на Линь Чэня и пытается поддаться жажде Но фигвам

[eto-da]

Чэнь\МЧС. Чэнь попробовал вина какого-то или новый рецепт

это же порно, почему я плачу